Нельзя было того же сказать о матери. Некрасивое, испитое и изможденное лицо носило следы крайнего утомления; глаза были окружены синевою; она кормила и вместе с тем вынуждена была
продаваться за деньги, чтобы покупать молоко и окружить ребенка возможными в этом положении удобствами. Теперь она стояла на крыльце, слегка покачиваясь на нетвердых ногах. Она, казалось, все еще спала, и если двигалась, то лишь под впечатлением детского крика, который управлял ею, помимо ее сознания.
Нет более несогласных двух вещей, как знание и выгода, наука и деньги. Если для того, чтобы стать более ученым, нужны деньги, если ученость покупается и
продается за деньги, то и покупатель и продавец ошибаются. Христос выгнал продавцов из храма. Так же должны быть выгнаны продавцы и из храма науки.
Неточные совпадения
«…Я не могу долго пробыть в моем положении, я задохнусь, — и как бы ни вынырнуть, лишь бы вынырнуть. Писал к Дубельту (просил его, чтоб он выхлопотал мне право переехать в Москву). Написавши такое письмо, я делаюсь болен, on se sent flétri. [чувствуешь себя запятнанным (фр.).] Вероятно, это чувство, которое испытывают публичные женщины,
продаваясь первые раза
за деньги…»
— А мы прежде вольные были, а потом сами свою волю продали. Из-за
денег господам в кабалу
продались.
За это вот и судить нас будут.
Это первый этап. Здесь производилась последняя перекличка и проверка партии, здесь принималось и делилось подаяние между арестантами и тут же ими
продавалось барышникам, которые наполняли свои мешки калачами и булками, уплачивая
за них
деньги, а
деньги только и ценились арестантами. Еще дороже котировалась водка, и ею барышники тоже ухитрялись ссужать партию.
— А я, мой друг, так-таки и не читала ничего твоего. Показывал мне прошлою зимой Филофей Павлыч в ведомостях объявление, что книга твоя
продается, — ну, и сбиралась всё выписать, даже
деньги отложила. А потом,
за тем да
за сем — и пошло дело в длинный ящик! Уж извини, Христа ради, сама знаю, что не по-родственному это, да уж…
Эти порции
продавались или перепродавались
за деньги.
Некоторые же, получше сохранившиеся,
продавались за шесть или даже
за семь гривен серебром, а в каторге это были большие
деньги.
— Честь… — повторил он даже вслух, с горькой усмешкой. — Да есть ли у него этот товар… честь… Конечно, нет, да этот товар и не
продается… Они покупают у него не честь, а бесчестие… Разве самое его рождение не положило на него печать отверженца… Да и нужно ли ему дорожить честью своего имени, когда самое имя это не его, а куплено
за деньги… Самое его имя товар, а если оно товар, то его можно и продать… И вот находятся покупатели…